Светлана Бородкина

Анализируемый случай демонстрирует, насколько критично устанавливать реальные экономические взаимоотношения, финансовые потоки, цепочки платежей между участниками споров, чтобы избежать искаженного восприятия ситуации, а также раскрыть настоящие мотивы сделок и выявить потенциальные схемы ухода от ответственности. Вынесенный акт призывает суды избегать поверхностного рассмотрения доказательств и сосредотачиваться на тщательном анализе всей доступной информации, что обеспечит честное разрешение конфликтов и предотвратит злоупотребления процедурой банкротства. Одновременно суд обратил внимание на недопустимость упрощенной трактовки расхождений в документах. Даже небольшие несоответствия не могут сами по себе стать причиной признания сделки недействительной. Вместо этого важна полная и последовательная картина исполнения обязательств, позволяющая убедиться в добросовестности сторон и отсутствии злоупотреблений.

Арбитражный суд Московского округа в своем кассационном определении подчеркнул: при оспаривании сделок в делах о банкротстве необходимо внимательно исследовать реальность заемных отношений и цели, для которых должник использовал полученные средства. Это решение подчеркивает приоритет фактической проверки обстоятельств дела перед формальным применением норм права, что способствует повышению качества судебных решений и предотвращает злоупотребления в сфере банкротства. Ранее суды различных инстанций принимали разные подходы к рассмотрению аналогичных ситуаций. Некоторые арбитражные суды ограничивались проверкой документов, подтверждающих заключение договора займа, игнорируя реальные обстоятельства исполнения обязательств. Однако данная позиция Московского округа ставит акцент именно на исследовании реальной экономической обоснованности действий должника: если средства пошли на развитие бизнеса или покрытие текущих расходов, это говорит о законности операции. Это решение важно для защиты добросовестных контрагентов, которые реально сотрудничали с должником, и снижает риски злоупотребления механизмом оспаривания со стороны кредиторов. Оно также усиливает предсказуемость правоотношений в процедуре банкротства, позволяя бизнесу не опасаться, что обычные финансовые операции будут оспорены из-за формальных нарушений. Такой подход демонстрирует переход к более сбалансированной практике, где экономическая правда становится ключевым критерием оценки сделок. Это может стать началом системных изменений в рассмотрении споров о недействительности сделок в рамках банкротства. Важно отметить, что подобный взгляд соответствует современным тенденциям развития законодательства о несостоятельности, поскольку отражает стремление законодателя обеспечить баланс интересов сторон и повысить прозрачность процедуры банкротства. Данная практика также стимулирует должников и контрагентов проявлять максимальную осмотрительность при заключении и исполнении финансовых соглашений, снижая вероятность возникновения конфликтных ситуаций в будущем.

Для правильного разрешения спора даже в данной ситуации корпоративного конфликта судам следовало дать оценку фактическим действиям каждого из участников общества и правильно распределить бремя доказывания. В отношении истца надлежало установить степень его вовлеченности в корпоративные правоотношения. Если истец, как в данном кейсе, обладая статусом 50%-го участника общества, был лишен информации о хозяйственной деятельности общества и не принимал участие в его управлении, то на такого участника может быть возложено только бремя кредиторского доказывания. На ответчика, как контролирующее лицо, в любом случае должно возлагаться бремя доказывания его непричастности в доведении до банкротства и отсутствии умысла на уклонение от погашения требований кредитора.

Вновь открывшимися обстоятельствами могут быть только юридические факты, которые существовали на момент вынесения судебного акта, но о них не было известно стороне и суду. В данном же деле ответчик пытался пересмотреть судебный акт на основании нового доказательства – экспертизы, в которой были установлены иные причины банкротства компании. Фактически субсидиарный ответчик пытался пересмотреть выводы суда в части его виновности в банкротстве, для чего и собрал новые доказательства, что недопустимо для института пересмотра по новым обстоятельствам. Собрать необходимые доказательства и заявлять о проведении соответствующих экспертиз ответчик должен был в ходе рассмотрения спора по субсидиарной ответственности. Раз этого совершено им не было своевременно, то он понес риски процессуального бездействия в виде привлечения к ответственности по обязательствам общества.

Суд правильно указал на то, что именно сторона, совершившая сделку, должна была доказывать ее законность и реальность. Опровергать фиктивность сделки должен был именно ответчик, поскольку именно у него изначально больший объем информации и предоставление доказательств не должно для него составлять труда. Возложение этого бремени на конкурсного управляющего было неверным, поскольку он не располагает всей необходимой информацией. Кроме того, на сторону не может быть возложено судом нереализуемое бремя доказывания. Такое неверное распределение бремени доказывания между сторонами привело к тому, что при рассмотрении спора ответчику было оказано предпочтение, суд освободил его от доказывания, а также за ответчика сформировал возражения на доводы управляющего. Кассационный суд подчеркнул, что неисполнение обязанности по доказыванию должно влечь негативные последствия для стороны в виде проигрыша по делу, что может способствовать более честному и быстрому разрешению споров.

Если ранее количество процедур росло из года в год, то нововведенные аспекты рассмотрения дел о банкротстве должны побудить участников более дисциплинированно подходить к вопросу обращения в суд. В частности, введение государственной пошлины практически за каждое требование, рассмотрение ряда споров без вызова, по нашему мнению, позволят значительно разгрузить арбитражные суды и избавить от формальных споров. Расширение полномочий арбитражных управляющих и предоставление им права самостоятельно истребовать сведения не только о должнике, но и о его контрагентах, супруге также направлены на побуждение сторон к внесудебному порядку. И если арбитражный управляющий предварительно обращался с внесудебным заявлением о выдаче сведений о должнике и им был получен отказ, то только тогда он может обратиться в арбитражный суд с ходатайством о выдаче таких сведений с приложением доказательств предварительного внесудебного отказа.

Как правомерно указал суд кассационной инстанции, участники спора считаются надлежащим образом уведомленными в том случае, если суд уведомил их именно о первом судебном заседании. Если такое извещение о первом заседании было направлено судом, то далее все участники спора, независимо от того, являются они юридическими или физическими лицами, должны сами предпринимать действия по отслеживанию судьбы спора и всех последующих заседаний. Если участники дела этого не делают, то они уже сами несут риск рассмотрения спора в их отсутствие. Следовательно, даже если извещения о последующих заседаниях не будут надлежащим образом отправлены участникам, то это не будет являться существенным процессуальным нарушением, влекущим отмену судебного акта.

Несмотря на то, что закон о банкротстве предоставляет право именно залоговому кредитору определять порядок реализации заложенного имущества, это не освобождает финансового управляющего от возложенных на него прямых обязанностей по принятию всех возможных мер для реализации имущества должника, выявленного в процедуре. Также закон дает управляющему механизмы воздействия на залогового кредитора через разногласия и утверждение в суде нового положения о торгах, иного порядка реализации залога. В рассматриваемом деле о банкротстве формально управляющим был соблюден установленный законом порядок реализации залога, с предложением залоговому и иным кредиторам оставить имущество за собой, но при этом кассационный суд правомерно указал, что данные способы не являются исчерпывающими и на управляющем лежало бремя доказывания невозможности иным способом реализовать залог. При этом пассивного поведения банка недостаточно для лишения его залоговых прав в отношении имеющейся у должника недвижимости.

Как правильно указал окружной суд, для разрешения данного спора недостаточно установить только факт допущения управляющими нарушений по использованию имущества должника. Для взыскания упущенной выгоды следует оценить и иные обстоятельства, такие как: был ли потенциальный арендатор и реальная возможность заключить договор аренды по приемлемой ставке; пригодность имущества для сдачи в аренду; наличие согласия залоговых кредиторов; принимались ли все должные и необходимые меры для поиска арендаторов; имелась ли возможность сдать в аренду исходя из проводимых мероприятий и целей соответствующих процедур банкротства; предпринимались ли кредиторами меры по разрешению разногласий по использованию залогового имущества для извлечения дохода.

Поэтому проблематика в отношении определения предшествующего и последующих залогов часто является краеугольным камнем между залогодержателями и поручителями, исполнившими обязательство за должника. Нормы гражданского кодекса и позиция Верховного суда РФ в вопросах очередности залоговых требований в делах о банкротстве базируются на одних началах — преимущественное положение основного кредитора, невозможности противопоставлений требований поручителя и основного кредитора. При этом нужно учитывать, что к отношениям между залогодателем–третьим лицом, должником и залогодержателем должны применяться правила о поручительстве, закрепленные в статьях 364–367 ГК РФ.

Оба основания не являются новыми и прямо закреплены как в гражданском законодательстве, законе об ООО, так и взаконе о банкротстве. Привлечение к субсидиарной внебанкротной ответственности за недобросовестное бездействие контролирующих лиц возможно при доказанности неправомерности действий таких лиц и наличия причинно-следственной связи между такими действиями (бездействием) и негативными последствиями в виде несостоятельности должника. То есть ключевым в рассмотрении таких споров является установление, что явилось причиной, а что следствием. В рассматриваемом споре привлечение участников к субсидиарной ответственности за неизбрание нового директора как причину невозможности расчетов с кредиторами было бы возможно при доказанности, что именно в результате неназначения органа управления должник не смог возобновить хозяйственную деятельность и рассчитаться по своим обязательствам перед кредиторами. Если же должник и до даты прекращения полномочий директора находился в неудовлетворительном финансовом положении, то тут необходимо исследовать, какие же неправомерные действия и бездействия предшествовали наступлению финансового кризиса общества и кто в этом виноват.

На протяжении всего действия закона о банкротстве госпошлина уплачивалась лишь при обращении с заявлением о банкротстве должника, а также при оспаривании сделок. Сейчас необходимость уплаты затрагивает практически все обособленные споры. «Беспошлинный» характер банкротных споров приводил к огромному количеству, порой, вовсе необоснованных заявлений сторон, жалоб на арбитражных управляющих и т.д. Полагаю, теперь участники процесса будут дополнительно оценивать целесообразность обращения в суд. Таким образом, в первую очередь положительный эффект от нововведения я вижу в снижении нагрузки на судебную систему и процесс в целом. В то же время нельзя не отметить специфику самой процедуры банкротства, которая носит публичный характер и отличается от стандартного общегражданского спора. Если последний связан с частным интересом заявителя (истца), то практически любое заявление в банкротстве подается и рассматривается в интересах группы (сообщества кредиторов). В этой связи занятый Верховным судом подход вызывает ряд вопросов. Прежде всего это механизм последующего распределения судебных расходов, а также кого признавать лицом, в пользу которого принят судебный акт.

Порядок погашения требований кредиторов, предусмотренный статьями 113 и 125 закона о банкротстве, устанавливает, что третье лицо погашает требования только кредиторов, включенных в реестр на момент подачи и рассмотрения такого намерения о погашении. По своей правовой природе данный алгоритм носит реабилитационный характер. И в подобном случае дело о банкротстве подлежит прекращению, а не завершению, и общество продолжает текущую деятельность и не исключается из ЕГРЮЛ. После завершения процедуры все запоздавшие кредиторы вправе потом просудить и предъявит требования к должнику либо возбудить новое дело о банкротстве. Требования таких кредиторов не подлежат списанию как при завершении банкротства.

Отправляя спор по оспариванию цепочки сделок на новое рассмотрение, судебная коллегия указала, что признание зачета недействительным будет являться новым обстоятельством не для всей цепочки сделок, а только для сделки по продаже АО «Роста» в пользу ООО «Милтон» доли в уставном капитале ООО «Роста Плюс». По спору о взыскании убытков ВС РФ указал фактически на необходимость ограничить круг ответчиков, в отношении которых может быть рассмотрен вопрос о взыскании убытков в пользу должника, и что пересмотр не влечет переквалификацию действий остальных ответчиков (АО «Эркафарм», ООО «Эркафарм Северо-Запад» и Сбербанк), признанных ранее добросовестными. По сути, ВС РФ указал на возможность пересмотра по новым обстоятельствам части спора при полной процессуальной отмене самих судебных актов. Таким образом, Верховный суд установил границы пересмотра актов при новом рассмотрении, что, безусловно, повлияет на вектор движения судебной практики в данном направлении.

Безусловно, это отвечает цели конкурсного производства – удовлетворению требований кредиторов должника с максимальным экономическим эффектом. В отличие от полученной на торгах выручки, законодательство о банкротстве не содержит прямого механизма и не отвечает на вопрос, в какой части удовлетворяются требования кредитора при оставлении последним предмета ипотеки за собой. В комментируемом Определении Верховного суда восполнен данный пробел за счет специальных положений закона об ипотеке, а также повторно обращено внимание на необходимость правильного применения закона во времени. С учетом фактических обстоятельств спора, высшая инстанция констатировала необходимость применения положений пункта 5 статьи 61 закона об ипотеке, согласно которым при оставлении кредитором предмета ипотеки за собой – обязательство прекращается полностью. Позиция Верховного Суда справедлива по отношению к должникам (ипотечным заемщикам). Тем не менее, вряд ли можно говорить, что подобный подход будет распространен на иные виды имущества, переданного в залог.

В данном определении Верховный суд опять обратил внимание, что в случае сальдирования должен отсутствовать такой квалифицирующий признак как получение заказчиком какого-либо предпочтения. Такой квалифицирующий признак в данном споре как раз отсутствовал, поскольку сам подрядчик просрочкой выполнения работ уменьшил причитающуюся ему итоговую сумму по договору. При таких обстоятельствах уменьшение со стороны заказчика суммы причитающейся подрядчику оплаты является правомерным и представляет собой упрощенный механизм компенсации потерь кредитора, но никак не предпочтительным удовлетворением. Указанный подход ВС не нов, а лишь в очередной раз отражает и закрепляет ранее высказанную позицию по аналогичным спорам.

В существующих реалиях мораторий для большинства российских компаний, особенно для тех, деятельность которых была завязана на иностранных поставщиков, является положительным явлением и даст передышку такому бизнесу.

Для компаний, намеренных развивать свой бизнес за счет поиска альтернативных решений ранее существовавшим хозяйственным связям, мораторий на банкротство в текущей ситуации дает новое поле для скачка в развитии и модернизации бизнеса.