Григорий Волков

Другой интересный и значимый для судебной практики вопрос связан с раскрытием доказательств. Процессуальная недобросовестность при раскрытии доказательств справедливо воспринимается ВС РФ как основание для презумпции, что именно виновное поведение контролирующих лиц привело к невозможности исполнения обязательств перед кредитором. Указанное основывается на принципе состязательности. Таким образом, если контролирующее лицо скрывает сведения или просто бездействует в процессе, следует применять презумпцию вины, которая в том числе нашла отражение в п. 2 ст. 1064 ГК РФ. Однако для формирования практики нижестоящих судов важно подчеркнуть, что всегда нужно оценивать, как именно недостоверные сведения повлияли на невозможность удовлетворения требований кредиторов. При новом рассмотрении судам необходимо выяснить, какие именно недостоверные сведения стали причиной для исключения юридического лица из ЕГРЮЛ.

Иными словами, суды не проанализировали — могли ли кредиторы в целом претендовать на указанный актив. Устранением указанной ошибки занимался суд кассационной инстанции. Предоставляется, что вопрос с практической точки зрения имеет существенное значение, поскольку преследует идею соблюдения баланса интересов между должником и его кредиторами. Так, являются нелогичными выводы нижестоящих судов, которые установили использование денежных средств на поддержание жизнедеятельности и удовлетворение жизненно необходимых потребностей, но при этом посчитали такое использование незаконным. Значимым является также то, что суд кассационной инстанции определил, что следует проанализировать судам при новом рассмотрении. Так, при применении норм об иммунитете от взыскания следует анализировать доход должника в целом, а не только который указывается финансовым управляющим. Следует ожидать, что постановление благоприятно повлияет на судебную практику, направив ее в русло справедливого и взвешенного соотношения баланса между разнонаправленными интересами кредиторов и должника.

Суд кассационной инстанции справедливо указал, что к обстоятельствам, которые подлежат исследованию при включении требования в реестр, относится вопрос имущественного положения заявителя. Так, не может претендовать наравне с другими кредиторам на активы должника лицо, требование которого, хотя и документально подтверждено, но в действительности отсутствует. Критерий реальности имущественного притязания выступает гарантией положения независимых кредиторов. Указанный вопрос должен исследоваться судом самостоятельно всякий раз, когда разрешается – обоснованным ли является заявление о включении требования в реестр должника. Кассационная инстанция верно отметила, что реальность может быть установлена посредством выяснения имущественного положения заявителя. Нижестоящие суды, сконцентрировавшись на доказательствах, которые подтверждают само требование, оставили без внимания вопрос существования долга. Представляется, что позиция кассационной инстанции благоприятно повлияет на судебную практику, вынуждая суды отойти от формального анализа документов, подтверждающих требование, в пользу комплексного подхода, в рамках которого учитывается имущественное положение заявителя.

Можно ожидать, что будет сформулирована позиция о недопустимости привлечения к субсидиарной ответственности и убыткам по аналогичным обстоятельствам. Указанное основывается на идеи компенсаторного характера гражданско-правовой ответственности. В таком случае с позицией вышестоящей инстанции следует согласиться. Другая проблема, поставленная в рамках рассматриваемого дела, имеет процессуальный аспект: вопрос привлечения к субсидиарной ответственности судами рассматривался дважды — конкурсный управляющий при подаче первого заявления ограничился обстоятельствами, связанными с доведением до банкротства в силу презумпции, связанной с непередачей документации должника. Так, следует ожидать, что ВС РФ укажет на обязанность прекратить производство по заявлению конкурсного управляющего, если имеет место тождественность заявлений. При этом ссылка на иной подпункт пункта 2 ст. 61.11 закона о банкротстве (ответственность за невозможность полного удовлетворения требований кредиторов) не свидетельствует о том, что тождественность отсутствует. Если конкурсный управляющий при подаче первоначального заявления не указал весь спектр обстоятельств, которые имели место, в качестве основания для привлечения к субсидиарной ответственности, подачей последующего заявления указанное исправить нельзя. Иное бы нарушало положение лиц, которые привлекаются к субсидиарной ответственности. При этом ВС РФ, передавая жалобу для рассмотрения в судебном заседании, в большей степени исправляет рядовые ошибки нижестоящих судов, но не решает значимую правовую проблему, достойную вышестоящей инстанции.

Такое ограничение не основано на положениях закона. Отсюда нельзя признать правильными и выводы о притворности сделки, стороной которой выступает публично-правовое образование, основанные на том, что в качестве действительной воли такого лица может быть предоставление имущества только на праве хозяйственного ведения. Значимым для формирования единообразного правового подхода является конкретный вывод ВС РФ о том, что имущество может быть передано не в собственность, а предоставлено на ином вещном праве. Иное толкование норм гражданского законодательства означало бы ограничение автономии воли учредителя унитарного предприятия. Ценным для нижестоящих судов является генеральная позиция ВС РФ о том, что не всегда учредитель унитарного предприятия, когда выбирает в качестве формы наделения лица имуществом безвозмездное пользование или аренду, преследует цель в случае банкротства изъять его у унитарного предприятия, лишив кредиторов актива. Указанное подлежит отдельному анализу судами и не может быть автоматически сформулировано только на основе выбора учредителем правовой конструкции.

Выбор именно арбитража обусловлен конфиденциальностью рассмотрения: в формальном споре примут участие только должник и кредитор – при этом никакие доводы о мнимости сделки, фальсификации доказательств заявлены, очевидно, не будут. Дополнительным аргументом является недопустимость пересмотра решения арбитража по существу государственными судами, что ограничивает перечень возражений, которые в целом могут быть сделаны независимыми кредиторами. Так, суд кассационной инстанции справедливо указал, что создание в преддверии банкротства видимости частноправового спора с отнесением его на рассмотрение третейского суда нарушает публичный порядок. Симулятивная сделка не исцеляется тем, что требование лица подтверждается решением арбитража — кредиторы вправе защищать конкурсную массу возражениями о мнимости, приводить доводы о фальсификации доказательств. Указанное принципиально важно, чтобы не допустить такого кредитора в реестр.

Так, если предположить, что движение актива было действительно транзитным, у должника отсутствует притязание в отношении получателя средств — актив ни одной юридической секунды у должника не находился. Если движение средств транзитным не было, вред кредиторам должника становится очевиден. Анализируя основной вывод, который выдвигает ВС РФ: при транзитном движении денежных средств от материнской компании по цепочке к получателю имущественный вред должникам-посредникам действительно не причиняется. Иное бы означало, что сделка, по которой передается актив от материнской компании в пользу первой компании в цепочке, правовой эффект создает, что ошибочно, если такая сделка недействительна. Отсюда имущественный вред выводом актива причиняется материнской компании, но никак не посреднику. Исключительно кредиторы материнской компании наделены притязанием в отношении причинителя вреда, что выглядит справедлив.

Ценным для формирования судебной практики является вывод Арбитражного суда Московского округа относительно стандарта осмотрительности контролирующего лица. Так, проверка правообладателя товарного знака (торговой марки) в открытых источниках Роспатента не выходят за рамки обычного делового оборота дистрибьютора, который занимается вводом в гражданский оборот товаров. Это однозначно благоприятно скажется на формировании стандарта осмотрительности участников юридического лица, которые занимаются контрактованием. Минимизация риска реализации контрафактного товара — обязанность контролирующих лиц. При этом справедливо суд кассационной инстанции указал на необходимость опровержения презумпции связи между противоправным поведением и наступлением вреда, пока документы, которые истребовались арбитражным управляющим, не переданы. Это не было учтено нижестоящими судами, что привело к неверному распределению бремени доказывания. Стоит ожидать, что нижестоящие суды примут во внимание позицию кассационной инстанции, проанализировав полно и всесторонне фактические обстоятельства.

Как представляется, суд кассационной инстанции фактически первым действительно полно проанализировал всю структуру отношений, обращая внимание на те обстоятельства, которые нижестоящие суды должным образом не исследовали, то есть выполнил работу за нижестоящие суды. Так, совершенно справедливо суд кассационной инстанции усомнился в реальности оспариваемой сделки, учитывая ряд фактов, свидетельствующих о мнимости. Справедливые сомнения были высказаны относительно возможности использования заключения в качестве подтверждения рыночности сделки, учитывая, что специалистами был исследован заказ-наряд, правомерность появления которого к ним не установлена. Важно, что нижестоящими судами никак не было раскрыто, что стало причиной снижения в два раза стоимости автомобиля, сравнивая цены по договору лизинга и купли-продажи, заключенные с разницей в два дня. Не менее значимой ошибкой было игнорирование нижестоящими судами формального перевода титула собственности, хотя владение и пользование были сохранены за должником, а это зачастую выступает одним из ключевых доказательств мнимости сделки. Допустимо сказать, что позиция кассационного суда не новая, но с точки зрения права верная и обоснованная.

Важно, чтобы размер единственного жилого помещения не превышал разумного и достаточного для удовлетворения потребности должника в жилище — иначе исполнительский иммунитет не будет применен. Справедливо, что критерии действительно являются абстрактными и суд обладает значительной дискрецией при определении «роскошного» жилья. Однако в любом случае не может быть такой ситуации, когда должник остается совсем без крыши над головой: отказ в применении этого механизма не должен оставить вообще без жилья должника и членов его семьи.

Выводы суда кассационной инстанции следует признать обоснованными, а сама позиция будет полезна для формирования единообразной судебной практики. Получение денежных средств после принятия заявления о признании лица банкротом не может нарушать общую очередность удовлетворения требований кредиторов. Указанное правило действует и для случаев получения денежных средств в рамках исполнительного производства. Так, судом справедливо принято во внимание, что возбуждение исполнительного производства до принятия заявления о признании должника банкротом является нерелевантным фактом для целей оспаривания. Это соответствует действительности, поскольку преференция определяется по моменту получения исполнения. Вместе с тем справедливо и то, что исполнительное производство может длиться значительный период. Далеко не все судебные приставы действуют активно в рамках возбужденного исполнительного производства. Возможным решением является взыскание убытков кредитором с ФССП, если подобная задержка в получении фактического исполнения не была обоснованной.

С точки зрения влияния на судебную практику определение может быть полезно, если будут конкретизированы правила о переходе бремени доказывания отсутствия недобросовестности. Так, лицо не обязано раскрывать экономически мотивы заключения договора цессии, если лица не входят в одну группу, когда денежные средства предоставляются в качестве внутригруппового финансирования. Другим важным выводом может быть то, что не имеет значения факт аффилированности, который возник уже после уступки требования, а также значительно позже возбуждения дела о банкротстве. При этом важно помнить, что нахождение аффилированного с должником лица в реестре требований кредиторов не влечет для независимых кредиторов негативных последствий и не является противозаконным, что было верно указано в определении СКЭС ВС РФ от 20.08.2020 года N 305-ЭС20-8593 по делу N А40-113580/2017.